© 2009 Marianna Schwartz. All Rights ReservedСовсем по-другому подходит к проблеме зла европейский режиссер Ларс фон Триер. Он нам тем более интересен, так как проблема зла - это тема его творчества (судя по тем пяти картинам, которые были показаны по нашему телевиденью), хотя режиссер не всегда успешно ее решает. Во-вторых, в фильме, о котором пойдет речь, "Танцующая в темноте" - европеец фон Триер играет на чужом поле. Он снимал в Америке, на американские деньги и действие его картины также разворачивается в США (правда, главная героиня - эмигрантка из Чехословакии). Кроме того, режиссер использует жанр мюзикла. Однако этот жанр для него не становится стилеобразующим, а получает бытовую мотивировку – героиня играет в любительской постановке мюзикла.
Особенно интересна та роль тела, которая в картине фон Триера очень велика, но она абсолютно другая нежели в американском триллере. где "тело само себя представляет", если пользоваться выражением Лосева или "равно своей идее" - выражение Гегеля, и потому не боится никаких катастрофических повреждений, поскольку душе и духу это все равно. Им важно, чтобы их страдания были выражены наглядно и стали видны. Поэтому, как мы помним, эти страдания описываются и показываются как страдания тела. И поэтому же, если тело поражено, оно должно истекать кровью. Пусть даже вытечет вся кровь. Это не помешает человеку схватить своего врага за ногу или колыхать полутораметровый слой земли над собой. Это не помешает другому человеку отбросить нож, вырванный из раны собственной руки и спокойно продолжать движение. В картине "Танцующая в темноте" тело человека чувственное, интимное, уязвимое. Позже мы увидим это, но сначала обратимся к двум более ранним картинам этого режиссера.
"Элемент преступления" По задворкам пустынного города, по каким-то каналам, среди бесхозных автомобилей и лодок ходит странный сыщик, разыскивая следы какого-то преступления. Путешествуя по местности, похожей на заброшенную или разрушенную цивилизацию, изредка он сталкивается с такими же одинокими и странными как он людьми. Ведет с ними непонятные разговоры без начала и конца. В итоге выясняет, что он сам причастен к преступлению, которое расследует. Вот тут цивилизация его настигает вооруженными отрядами полицейских, машинами с мигалками и сиренами, вертолетами и пулями.
"Европа" Послевоенная Германия. Разрушен механизм государства. Еще ни одна его сила не погибла. Погиб только механизм, приводивший их в целенаправленное движение. В этом хаосе люди, перемешиваясь сословиями, нациями, идеологиями, пытаются наладить жизнь, устроиться, управлять событиями. А по ночам звучат выстрелы и взрывы, приходят анонимные угрозы - это зловещая и неуловимая организация Вервольф продолжает воевать. Идущий через всю Германию пассажирский поезд с американским начальством и охраной, с немецкой обслугой и железнодорожниками, набитый самыми разными пассажирами. Поезд, которому угрожает взрыв, становится символом этой страны. В одном из вагонов проводником едет немец, приехавший из США, чтобы помочь наладить новый порядок в Германии. Никто этому человеку с его инициативой и доброй волей не рад, но все стараются использовать в своих интересах. И вот он должен взорвать поезд, чтобы спасти женщину, на которой женился. За минуту до взрыва его потрясает мысль: "Ведь я сюда приехал, чтобы строить, а не разрушать". Еще через несколько минут он потрясен другим открытием: его жена – среди организаторов взрыва. "Как ты могла? Ведь здесь дети, старики, женщины - невинные люди", – говорит он. "Здесь нет невинных людей. Все они десятки раз предавали, лгали, убивали, просто, для того чтобы выжить", – отвечает она. Тогда он говорит: "Я хотел просто работать. Я ни в чем не участвовал", – и слышит в ответ: "Здесь один виновный человек – ты".
На эти два фильма хочется обратить внимание потому, что они по стилю отличаются от последующих (в том числе от “Танцующей в темноте”) и заставляют вспомнить отечественных режиссеров: Тарковского и его последователей, в частности Лопушанского. Поскольку эти две картины воссоздают атмосферу неразрывного единства человека и мира, характерную для всей русской традиции, отличающую ее от западноевропейской. Мир и человек находят друг в друге эмоциональный отклик и потому становятся продолжением друг друга. Таким образом, мы видим человека – личность, которая взыскует к миру, ища избавления от своих страданий. И, в конце концов, обнаруживает свое родство и единство с этим миром, находя его таким же страдающим, полным насилия и несправедливости, лежащим во зле, взыскующим к нему, человеку: к его чувствам, совести, самоотверженному подвигу. Такое решение проблемы зла говорит о явном влиянии русской культуры. Может быть, поэтому Ларс фон Триер отошел от этого стиля, пытаясь обрести большую самостоятельность и органичность в своем творчестве. И, пожалуй впервые, в “Танцующей в темноте” ему это удалось.
В истории, которую показывает режиссер, есть все, чтобы вабить слезу из сентиментального зрителя. Молодая женщина, безответная, тихая, скромная, эмигрировала из Чехословакии в США, чтобы здесь сделать операцию сыну, которая спасет его от наследственной слепоты. Она тяжело работает, непокладая рук, откладывая каждую копейку, не жалуется, не унывает, сама теряет зрение, но не падает духом. Желая поддержать соседа, который жалуется, что потеряет жену, если не купит новый гарнитур, Сельма – так зовут нашу героиню, доверяет ему свою горькую тайну. Она скоро ослепнет. Сосед – полицейский крадет ее деньги, и когда она пытается вернуть их, обвиняет ее в домогательстве. Тем не менее, слепая и беспомощная женщина убивает его случайно попавшим ей в руки пистолетом, плача от бессилия и отчаянья перед тем, что она делает. Сельму обвиняют в краже и убийстве, приговаривают к смерти через повешенье. Позднее деньги находят в глазной клинике. Предлагают признать их своими, то есть украденными, конфисковать и, заменить казнь другим наказанием. Сельма отказывается. Ее казнят, но перед смертью она узнает, что сыну сделана операция. Убийственный сюжет. Любого растрогает – столько в нем интимных подробностей, которым способен сопереживать каждый. Это подробности чувственно переживаемого тела. Они трогательны, как трогателен платочек, который утирает неудержимый поток слез. Этот платочек так же беспомощен перед слезами, как человек перед своим горем. Он как бы дублирует слабого и одинокого в чуждом мире человека и, дублируя его, он платочек одушевляется, становится таким же живым как человек и идет ему на помощь, не смотря на свою малость. Вместе с ним одушевляется каждая малость: счет шагов, ритм станка, рельс, указывающий направление движения, купюры и монеты в коробке, пересчитанные десятки раз, песня, музыка, танец – все, что ни есть рядом и вокруг, преобразуя действительность в живой и добрый мир, и идет человеку на помощь. Наконец, и весь мир укрепляет человека. Так человек спасается всем миром и каждой его мелочью, принимая мир и просветляясь им. Так у Ларса фон Триера живет чувственное, интимное, уязвимое тело, пронизанное душой и разумом, укрепленное духом. Оно воплощает личность, которая оказывается несокрушимой.
Вот как выглядит судьба слабой безответной женщины в новом свете. Она хочет быть матерью и решает родить ребенка, не смотря на предупреждение врачей о грозящей ему слепоте. Она хочет, чтобы ребенок избежал грозящей ему участи, и одна с сыном уезжает на другой конец света, не имея там ни друзей, ни знакомых. Она придумывает, что ищет когда-то известного танцора-степиста, якобы ее отца, который живет в США. Она говорит, что любит американский мюзикл и участвует в репетициях, хотя уже так плохо видит, что не различает, что происходит на сцене. Она копит деньги на операцию, работая на тяжелом и опасном для себя производстве. Наконец, она убивает человека, отвозит деньги в клинику, молчит на суде и идет на смерть, но достигает цели, к которой стремилась.
Это не трогательная история – это жертвенный ритуал. Путь человека, свободно выбравшего себе цель, и вместе с ней, определившего свою судьбу, которая теперь неизбежна. Сельма целомудренно молчала о своей цели и не оценивала реальную возможность ее достижения. Она действовала интуитивно и осторожно. Даже решения ее вызревали подспудно, обрастая выдуманными легендами, в которые она сама начинала верить, вживаясь в них. И, тем не менее, это не спасло ее от трагической судьбы, которую она приняла. Действие ритуала неотвратимо. Зато он поддерживает человека своим магическим ритмом. Этот ритм Сельма слышала и в степе, и в мюзикле, и в шуме работающего станка Ритм помог ей справиться с истерикой, преодолеть малодушие и подняться на казнь вместе со счетом шагов, и ударами каблуков. Все стихло, когда безжизненное тело повисло в петле, и жертва была принесена.
Символичен первый кадр фильма, очень долгий, где белый цвет переходит через цветные тона ко всем тонам красного, а затем через темные тона возвращается к белому. Кроме того, Ларс фон Триер сумел оторвать чувства, которые вызывает сентиментальная история Сельмы из Чехословакии от изображения этой истории своим стилем, который характеризуется рваным ритмом. Камера хаотично то приближается вплотную к человеческому телу, то резко удаляется от него. От такой манеры снимать у зрителя устают глаза, но этот же прием заставляет зрителя оторваться от сопереживаний и увидеть более глубокий смысл, не заслоненный нашими желаниями и чувствами. В фильме много других условностей и натяжек. Что ж, возможно режиссеру не хватило таланта сделать свою картину более гармоничной. Однако, ему хватило гениальности показать, что источник зла находиться в самом человеке, но человек способен искупить это зло подвигом самопожертвования. В картине Ларса фон Триера мы видим личность, которая готова взять на себя всю полноту ответственности и жертвовать собой. В этой осмысленной, свободной, преодолевшей свою слабость жертвенности проявляется божественный закон, который находит свое воплощение в свободной человеческой личности. В “Первой крови” Божественный закон тоже проявляется через человека, но опосредованно – через его роковую судьбу. И в этом существенное отличие Америки от Европы. В Христианстве мир спасается человеком. А в античности боги это делают сами. Фильмы известных режиссеров, представляющих различные цивилизации говорят нам об этом.
Остается добавить, что цивилизации оказываются непроницаемыми друг для друга, поскольку покоятся на разных основаниях. Если разрушается основание, рушится и цивилизация. В этом свете необходимо сказать о российской цивилизации. Это, безусловно, европейская цивилизация, поскольку она христианская и в основе ее находится свободная личность. Но это христианство восточного типа - более близкое античности. Личность здесь более созерцательная. Для нее важнее разгадать мир и обрести с ним свое единство, а не полагать свою волю, а потом искать ее соответствие воле Бога. Поэтому русский ужас – это ужас неузнаваия, ужас смешения добра и зла. Ужас спутать Бога и дьявола. (В общем, европейский ужас связан с целеполаганием.).
Впрочем, любая цивилизация преодолевает свой ужас в себе самой жертвой того, что положено в ее основание. И тем утверждает Божественный закон, который может воплощаться в божественном космосе или в человеке- образе и подобии Бога. Представляется, что закон преодоления зла и восстановления Божественного порядка - закон жертвы - это абсолютный закон.
© 2009 Marianna Schwartz. All Rights Reserved