Раздел 1. Становление мира из тождества

Глава 1.3. Из жизни рождается бытие (тождества и противоположности)

Мы видим, что помимо тождества, в котором проявляется вся полнота бытия, есть еще неравенство, в котором является жизнь со всем разнообразием чувств и ощущений. Члены неравенств: мужское и женское, ум и душа, действие и созерцание m и с²… и т.д. вступают во взаимодействие, уподобляясь друг другу в подражании. (В человеческом варианте подражание совершается, прежде всего, в созерцании, а уподобление в действии-поступке, который есть жертва).

И там, где это происходит, т.е., где осуществляется жизнь, там ощущается наличие силы (будь то сила духа или сила тяжести …). И это значит, что мгновенно снова образуется тождество, как мера взаимодействия противоположностей. И вместе с ним опять бытие во всей полноте являет свой лик. (Это мы уже видели в сюжете). Т.о. из жизни рождается бытие.

И оно может являться в двух вариантах в зависимости от того, какая из двух величин движется, распространяя свою материальную субстанцию (или ее модификацию), а какая в ответ на это воздействие, уподобляясь в подражании, структурируется, порождая из себя смыслы воздействующей субстанции. В результате порождается пространство и время, в котором и совершается это жизненное взаимодействие

Теперь мы снова возвращаемся к выражению МС², чтобы понять, где тут еще два тождества помимо Е=МС².

Если жизнь совершается в движении света, то чувственно воспринимаются возникающие и пропадающие каждое мгновение летучие расстояния и формы. Это материя геометрической схемой и мерой приветствует движение света. Свет же в своем пролете формирует пропорции. Так образуется почва для взаимодействия двух различных величин на основе числа. Поскольку обе эти величины могут быть измерены и исчислены. В то же время фактурные поверхности соотносят их по сущности – по длине волны. «Платоновский огонь, т.е. зрительная предметность, разбивается здесь на два вида – на свет и на цвет». Пишет А.Ф.Лосев, анализируя, как Платон в «Тимее» через пропорции связывает физические элементы и геометрические тела, которые вместе образуют Космос.

И опять-таки мы видим, что две различные сущности соединяются через две другие. Раньше мы уже видели, что М и С², как промежуточные формировали пространственное время и временное пространство. А теперь видим, что в жизни это выглядит, как движущееся изображение. Это предметность, которой оперирует искусство кино. Мы можем еще раз заметить, что пространственное движение и чувственное содержание противоположны, также как противоположны геометрия форм и алгебра пропорций, но вместе они описывают один процесс жизни. Мертвое изображение этого процесса или его смутный смысл виден в одном случае как схема, в другом представляется неясным множеством. Когда же ясная логическая схема накладывается на темный хаос множества, просветляя его, вводя в него структуру (порядок), а множество наполняет абстрактную схему конкретным субстратом, тогда мы опять видим, что свет (правильнее сказать C²) и материя вступили во взаимодействие через две промежуточные модификации – схему и множество – алгебру и геометрию.

Теперь очевидно, что, сводя к математической основе и другие взаимодействия различных сущностей, мы можем не выстраивать четырехступенчатую вещественную конструкцию, а оперировать числовыми значениями этих величин, вводя коэффициент, полученный в конкретном физическом опыте-эксперименте их взаимодействия. Будь то линия и цвет, драматизм и колорит, движение и созерцание подражание и уподобление, и т.д.. Поэтому вернемся к схеме и множеству. Взаимодействие этих модификаций C² и m с точки зрения C² рождает строгую логическую модель, где царствует закон, который воспроизводит действие, неумолимое, как смерть, неизбежное, необходимое и необратимое. Это же действие мы видели в качестве обрядового в сюжете. Если же взаимодействие будет происходить с точки зрения активной массы, то мы получим материальный, живой и темный, хаос, где все представляется случайным. Результатом же этого взаимодействия – его эквивалентом, превращающим его в бытие, является игра – это образ вечности и ее модель и ее вещественная реализация. (Игра – это полный аналог обрядовому сюжету и представлению его). В этой модели, ограниченной рамками закона, действует материальная индивидуальность, своим свободным и случайным выбором как бы испытывая эту модель, открывая в ней все новые области и закономерности, которые возникают, когда реальность жизни превращается в тождество, там, куда она (индивидуальность) свободно движется по законам игры.

Опять теперь вернемся к модификации mC², которую составляют цвет и свет – а именно, к движущемуся изображению – их энергийному тождеству. m (масса) здесь является в неосязаемом цвете (вспомним, что и у фотона она =0). И движущееся изображение оказывается летучей тенью (именно так и называли кинематограф на заре его существования). Как-то утяжелить, удержать эту тень может оптика, искривляющая пространство. Но свою самодовлеющую самостоятельность, свою мерную тяжесть, свою укорененность во времени это кинематографическое изображение получает с присоединением к нему звука. Утяжеляясь и замедляясь, оно получает дополнительную мерность. Новое тождество раскрывает два сомножителя с обеих сторон. Т.о. в нем увеличивается структурированная, подвластная человеку энергия. И потому творение человека сильнее приближается к божественной реальности.

Итак, полноценным эквивалентом, энергийным тождеством светоцветовой картины мира является музыка (или звук). Именно в музыке осознается структурность и упорядоченность мира, а движущееся изображение воспринимается чувственно-интуитивно путем подражательного уподобления. Недаром Гоголь говорил, что стоит только русскому человеку сесть в коляску, как мысли у него потекут сами собой. Здесь уместно вспомнить Гегеля: «Мы всегда мыслим словами, но при этом не нуждаемся в том, чтобы действительно произносить их. Благодаря этому безразличию звуков речи как чувственных эквивалентов по отношению к духовному содержанию представлений, для подачи которых они употребляются, – звук опять приобретает здесь самостоятельный характер (с.286). Т.о. слово, как аналог звука сопровождает движущееся изображение, придавая движению структуру (пропорции ритма), а значит и смысл. Ту же функцию выполняют походные песни и марши. И опять обратимся к Гегелю: «Музыка более всего родственна поэзии. Причем, обе пользуются одним и тем же чувственным материалом – звуком… артикулированный звук человеческого органа речи снижается до роли простого знака речи, сохраняя ценность лишь в качестве обозначения представлений, самого по себе лишенного смысла. Тем самым звук вообще остается самостоятельным чувственным бытием (с.285, Эстетика, т.3)

Еще раз подведем итог, с точки зрения движущегося света возникает тождество: Движущееся изображение, становящееся из подражательного уподобления света материи = Музыке (или звуку), в котором осмысливается структура и запечатлевается образ движения света. В немом кино роль звука на себя может взять, как уже было сказано, искривленное пространство (как некий аналог силе тяжести). Если бы это кино было цветным, то, безусловно, такую роль играл бы цвет. В любом случае, цветовая гамма от черного до белого через богатство разнообразных оттенков серого остается непревзойденным в черно-белом немом. Кроме того, экспрессивный монтаж с необычными ритмическими повторами выхватывает событие из времени, придавая ему смысл закономерности в вечности. И конечно, титры разрывали летучую поверхность изображения массой содержания, как камни, брошенные в воду. При всем при этом очень быстро фильмы стала сопровождать игра тапера.

И, наконец, я хочу привести высказывание о музыке А.Ф.Лосева, которое в определенной мере можно применить к телу (стр.421): «Множество звуков, составляющих музыкальное произведение, воспринимается, как нечто цельное и простое, как нечто в то же время текуче-бесформенное. Это подвижное единство в слитности, текучая цельность во множестве. Это – всеобщая внутренняя текучая слитность…всех возможных предметов.… Итак, чисто музыкальное бытие есть:
1)вне-пространственное бытие [но, ведь, именно так мы воспринимаем собственное тело. Видя все существующим в пространстве, себя таким же образом мы можем увидеть только опосредованно – в зеркале, на фотографии, на кинопленке и т.д.];
2)за пределами пространства оно [музыкальное бытие] продолжает избегать всякого оформления и есть бытие хаотическое и бесформенное. [ Мне ничего не известно о внутреннем устройстве и изменении во времени моего тела (пока оно не болит). Однако, прояснять его хаос умеют йоги через ритмы дыхания и биения сердца, и умеют овладеть массой тела через упорядоченное структурное движение]. 3)Оно [музыкальное бытие] есть последняя слитность и как бы предельная водвинутость одного предмета в другой, оно есть их неразличимое воссоединенно-множественное единство». Руки, ноги, голова и т.д. – это все, конечно, нерасчленимое воссоединенно-множественное единство организма.

Проводить параллель музыкального бытия с массой тела – это давняя традиция. Например, Гегель: «Музыка [берет] душу звуков, свободно вырывающуюся из пространственной материи в качественно различенном звучании и длящимся временном движении» стр.282. «Царство звуков имеет отношение к душе и согласуется с ее духовными движениями» С284. Шеллинг: «Самый звон есть не что иное, как созерцание души самого тела». Внедрение бесконечное в конечное в чистом виде есть звон, - пишет Шеллинг (с.222 ), с другой стороны "Звук есть не что иное, как неразличимость души и тела… Мы должны приравнять свет к идее вещей, к тому, чем конечное действительно связано с бесконечным." Шеллинг с.246-247. Вообще, из того, что этот философ писал о звуке и свете можно понять, что когда роль идеального берет на себя звук, свет входит в область реальности, а значит бесконечности и неопределенности. И наоборот, если идеальным является свет, роль их меняется.

Теперь, имея в виду эти рассуждения о звуке, который связан с душой, проявляющейся через чувственность тела, и о свете, который связан с умом, проявляющимся через упорядоченную последовательность, мы перейдем к другому тождеству, способному реализоваться из взаимодействия mС2.

Если раньше свет в своем пролете терял всю светлость ума и превращался в слепое интуитивное действие, скованное пространственно-временной последовательностью (это действие можно назвать логической интуицией) и открывал чувственные формы: их пропорции и фактурность поверхностей, то теперь действенную активность проявляет масса, которая должна в этом случае быть звучащей, т.е. выступать в своем сложении.

Допустим, тело находится в безвоздушном пространстве, а вернее, нет ничего кроме тела, тогда сканирующая волна, возникающая в нем после удара, способна нагреть его (или разрушить). "Звук и теплота непосредственно сродни друг другу; теплота есть завершение звука, обнаружившая в материальном отрицательность этого материального. Звучание может действительно дойти до того, что тело лопнет или расплавится". (Гегель стр.203,ЭФН, т.2, М.1975). Когда тело, в конце концов, загорается, тут же одновременно возникает гул. И вместе с этим гудящим огнем, разрушающим тело, появляется качественный пространственно-временной континуум. Воздушное пространство - это качественное пространство. Когда в нем начинает звучать другая масса, волна от нее идет по среде, и та колеблется. Так во взаимном подражательном уподоблении в длящимся звуке внутренний пространственно-временной континуум массы, ставший таковым при сканировании волной, т.е. ставший упорядоченным множеством, (сравни практику йогов) обозначается внешним континуумом, а внешний – внутренним.

Эта активная масса воспринимается интуитивно-чувственно. Причем, не только слухом, но и осязательно, а также с помощью обаяния и вкуса. Такое интуитивно-чувственное восприятие, как мы помним, и есть жизнь, текучая и неуловимая в своей бесконечной изменчивости. В данном случае ее можно назвать чувственной интуицией или проницательностью. Масса и ее модификации – звук (вкус, запах, осязание) и т.д.- вот среда, в которой она обнаруживает упорядоченное множество. В то время как логическая интуиция действует в другой сфере жизни. Свет и его модификации - линия и т.д. Здесь логическая интуиция находит пропорции движения. Интересно обратить внимание на то, что Плотин разделял искусства на те, что используют прообразы чувственного мира (сюда он относил живопись, скульптуру, искусство танцев и мимов) и на те, что используют в качестве своего прообраза симметрию умного порядка и пропорцию (это музыка, архитектура и плотничье искусство). (АФЛ 296, т.2, ИАЭ).

Еще раз мы вышли на противоположности, которые восходят к сочетанию mС2. Наконец, необходимо указать энергийное тождество звучащей массе, в котором она находит и являет свой смысл. Конечно, это визуальная картина, это - вид, или эйдос, как говорили древние греки, который вдруг вспыхивает и озаряет смыслом чувственную жизнь массы. Например, шум дождя связывает визуальные картины единым смыслом влажности. Такой же шум мог, скажем, возникнуть и от работающего мотора. Но обнаружить это и зафиксировать в конкретном определенном смысле может только вид. Падающие капли - это один смысл, а работающий мотор - другой. Вид, однажды обнаружив смысл шума, начинает дробиться, множиться, порождая все новые картины, которые умножают и детализируют смысл, находя в нем новые нюансы. Так множатся картины дождя, складываясь в единое более полное представление: качающиеся под каплями листья, блестящий асфальт, струйки с крыши, пузыри в лужах, мягкое освещение и т.д. - эта живая связь являет действительность.

Если крик издает живое тело, то оно в нем выражает жизнь души. Удостоверить какая именно эмоция стоит за криком: страх или гнев, боль или радость может внешний вид и поведение этого тела - т.е. визуальные образы. Но обратим внимание на уже цитировавшееся высказывание Гегеля, что "теплота есть завершение звука, обнаружившая в материальном отрицательность этого материального". Попробуем предположить, что звук обнаруживает отрицательность материального, но данного уже, как чувственная жизнь организма, в котором существует симбиоз души, воли, ума и тела. Все приведенные выше цитаты о звуке убеждают нас в этом. Душа, неразличенная с телом, освобождается от чувства, выражая его вовне через звучание. Душа, ставшая как воля (дух), выражает ее (волю) вовне через физическое действие - поступок. Оба эти действия и физическое (этическое), и звуковое сходны в своем движении с полетом ума. Плотин так описал это единство возникновения и протекания жизни в названных четырех ипостасях организма: "Афродита - Душа, Эрос - энергия Души, устремленной к благу. Гений - это след от каждой души, когда она возникает в космосе. Он рожден от Бедности (Пении) и от Богатства (Порос) сына мысли Зевса в день рождения Афродиты". Другими словами здесь названы Душа, Воля, Ум, Тело. Причем, степени родства этих персонажей настолько перепутаны, что среди них выстроена такая иерархия, где они взаимозависимы настолько, что наличие одного говорит о наличии остальных. Вместе они представляют единораздельное целое организма ставшего индивидуальностью.

Итак, вместе с криком, будь то функциональное: "Ура!" Или спонтанное животное: "А-а-а!" – проходит страх (впрочем, как и любая другая эмоция, например, вместе с разговором), и человеку открывается вид того явления, которое напугало его. И в тишине этот вид озаряется смыслом. Вернее, он и есть смысл, и является в тишине. За этим видом следуют множество других, открывающих все новые смыслы. Причем виды эти необычайно живописны и колоритны. Они - воплощенный смысл и потому прекрасны. Модифицированный свет, ставший в этом прекрасным виде энергийным тождеством звучащей массе, а значит массе одушевленной, чувственной фиксирует её в форме, подобной ей (массе), а именно в цвете, т.е. в длине волны. Это свет отраженный и тем самым остановленный массой, становится цветом. Он - инобытие массы. Он открывает фактурную плоскость. Плоскость в своем протяжении уже обнаруживает движение, также как и светотень обнаруживает его в перспективе пространства. Еще очевиднее движение выражено в линии, возникающей вместе с движением на границе плоскостей. Вот четыре этапа, где осуществляется жизнь во взаимодействии МС2 в форме модифицированного по массе света. В этой форме свет остановлен в изображении. Он освобождает одушевленную массу от всех чувств, а значит и от воли, сохранив только визуальное восприятие, которое есть светлый ум, и которое как "первая идеальность" – единственное отделяет человека от мира и таким образом дает возможность человеку созерцать свое единство с миром и владеть им как самим собою только с помощью ума. Так человек попадает в нирвану. Здесь, в отсутствии третей сущности между миром и человеком, которая для каждой из этих двух становится символом другой, снова появляется мистика жизни.