© 2009 Marianna Schwartz. All Rights Reserved«Запад есть Запад, Восток есть Восток и с места им не сойти» (Р.Киплинг). Тем не менее, эти два полюса соединяются в едином организме через протяжение пространства, и течение времени, в которых словно ток крови пульсирует жизнь стран и народов. Наша задача – нащупать этот пульс, уловить разницу в его ритмах. Кино благодатный материал для этой цели, т.к. возникнув последним из искусств, чуть более века назад, оно заключает в себе высочайшую степень концентрации культурной истории человечества, вполне доступно и обозримо.
Начнем с Востока. Традиционное индийское кино привносит в фильм древнюю театральную традицию, в которой сюжет рассказывается с помощью танца и песни. Такие киноленты, фиксируя в бесконечных копиях мастерство артистов этого жанра, давали возможность зрителям во всех концах страны насладиться им. Хотя эти копии не могли передать уникальности театрального действия, которое происходит «здесь и сейчас». Театральное действие вошло в индийское кино вместе с мифологическим сюжетом (чаще всего – это сюжет о создании новой семьи). В основе его лежит ритуальное действие, обряд, который в свою очередь включен в конструкцию мироздания и покоится в вечности. Цель его удерживать и обновлять круговорот вечного мира. Танец и песня неразрывно связаны с магией этого ритуала. Танцующие и поющие герои олицетворяют закономерность действия космических сил. Само же мироздание безразлично к пространству и времени. Ведь, данное уже осуществленным - сразу и все, оно содержит в себе все их возможные модификации и законы перехода из одного в другое. Поэтому, например, актеры зрелого возраста могут исполнять роли юных героев. Но эти герои обязательно должны представлять высшие и богатые слои общества мира людей. Лучше всего быть из семей правителей или судей, т.е. так или иначе быть причастными к власти, которую символизируют закон и богатство. (Власть среди мира людей исполняет космические законы).
Таким образом, с одной стороны, актеры без возраста, с другой – пространство похожее на театральный задник, поскольку оно тоже лишено становления и лишь должно указывать на изобилие и богатство власти. Богатству присуще избыточность, которая выражается в аляповатости контрастных насыщенных цветов, в отсутствии дыхания светотени и соответственно - детализации. Поэтому, пейзаж наполнен большими массивами насыщенных и разнообразных красок. Все это сопутствует изобилию и богатству и в этом и есть его красота, поскольку такая аляповатость и многоцветье символизируют порядок мироздания. С этим можно сравнить схему, где каждый ее элемент имеет свой цвет и занимает свое, подобающее ему место. Например, таблица Менделеева. Здесь цвет и месторасположения каждого элемента указывают на его свойства и на мироустройство в целом. Чем больше цветов и упорядоченности, тем полнее картина мира раскрывается в своей закономерности и красоте. (Между прочим, маленький ребенок тоже лучше воспринимает аляповато раскрашенный рисунок и считает его красивым, а такие жанры как триллер и детектив, имеющие очень архаичные корни тоже воспроизводят пространство, построенное на контрастах).
Однако в таком статичном пространстве и времени, которые есть вечность, киноискусство теряет живую силу своей выразительности. Даже, кажется, что в нем вообще нет свободы, а значит, нет места для человека. Однако, как только мир начинает разворачиваться в ритуале, являясь из потенциальности, он сразу становится живым и конкретным и непосредственным. Он обретает определенный вид и последовательность, которые становятся пространством и временем. Сейчас же появляется случай, а в нём живет и действует, осуществляя себя, особенная индивидуальность, одновременно рождается свобода и необходимость выбора, и необратимость поступка. Так появляется сюжет, в котором герои обретают судьбу.
Хотя эта судьба и эти герои обладают и особенностью, и конкретностью, и т.о. индивидуальностью и свободой, они все-таки необходимым образом воплощают космические закономерности. Также как в ритуале весь смысл выражен во внешнем действии, так же и в их жизни нет ничего скрытого и потаенного. Все аффицировано. и выражено во вне. Эти члены образцовых семейств – герои эпоса, хотя они не сдвигают горы и не вырывают с корнем дубы. Тот форсированный напор чувств, вульгарных, грубых, зримых, который вроде бы их захлестывает, призван сделать жизнь души наглядной и демонстративной, как это уже было сделано с жизнью ума, ставшей ритуальным действием. Этот бурный поток весьма холоден и вовсе не предназначен для того, чтобы зритель погружался в него, сопереживая героям. Он, как и обрядовое действие, требует отстраненного наблюдения. Это зрелище можно сравнить с античной трагедией с хором и масками или с детской сказкой. Если зайчик на сцене не будет громко плакать и причитать, лиса - вертеть хвостом, волк – щелкать зубами, а медведь – рычать, то ребенок не поймет, что на сцене что-то происходит.
Итак, ритуал – это русло, разделенное на два рукава. Сюжет – это синтез двух потоков, движение которых подчинено общему космическому закону. Если мы все это увидим, то испытаем эстетическое удовольствие, о котором Кант писал так: «Обнаруженная совместимость двух или нескольких гетерогенных эмпирических законов природы под одним охватывающим принципом, служит основанием вполне заметного удовольствия, часто даже восхищения». Кант Критика способности суждения с.58 М.1994. Тем более что в традиционных индийских фильмах эта конструкция не только повторена дважды (2+2=4), но и умножена (2*2=4), и возведена в степень (22=4) и поэтому воспринимается как абсолютный закон космоса, где каждая часть мироздания указывает на другую, на себя саму и на целое, частью которого она является. Сначала песня сопровождает танец, как душа сопровождает ум. Потом точно также в конструкции сюжета: Слово, синтезирующее в себе работу души и ума, сопровождает ритуальное действие и, наконец, обрядовое представление разыгрывается дважды: сначала в рамках древней традиции танца и песни потом в событиях бытовой жизни.
Т.о. двухчастная конструкция всякий раз превращается в трехчастную структуру символа, в которой нечто указывает на что-то ему постороннее, обозначающее то, чем оно не является. Например, жизнь, развернутая в сюжете, указывает на обряд, который воспроизводит порядок мироздания. Или – танец указывает на смысл песни, которая рассказывает о жизни, отражающей порядок мироздания. Или слово указывает на смысл ритуальных действий, которые закрепляют волю человека стать частью миропорядка. Но прежде, чем стать символом, это что-то (в данном случае закон мироздания) должен стать бытием – и он становится им, просто однажды повторившись и т.о., став с чем-то сходным и отличным от остального. Это что-то одновременно становится сущностью и бытием. Поэтому бытие появляется вместе с числом 2 и становится символом, который указывает на бытие, сам, являясь бытием сущего. Если пользоваться терминами Гегеля, можно сказать так: из бытия (как предиката абсолютного) возникает наличное бытие, которое указывает на бытие, становясь его мерой. («Своей завершенной определенности бытие достигает в мере»).
Если следовать за А.Ф.Лосевым: Единое и неделимое распадается на многое и становится сущим фактом – некой единичностью. В любом случае это третье становится символом первого. Опять цитируем Гегеля: «Само бытие, а также и последующие определения… можно рассматривать как определения Бога, но в более строгом смысле к этим определениям относится лишь первое простое определение некой сферы и затем третье, которое есть возвращение из процесса различения к простому различению с собой… Вторые же определения, которые есть некая сфера в ее различенности, представляют собой напротив дефиниции конечного». Гегель Энциклопедия т.1 с.215 М.1975. И еще: «Бытие можно представить как «Я=Я». Всякое опосредствование (например, данное в тождестве) есть выход из некоего первого в некое второе и происходит из различенного». То же с.217. Ср. «Отождествлять можно только то, что различно». А.Ф.Лосев Проблема символа и реалистическое искусство с.39 М.1995.
Полное определение Гегелем бытия в данном случае нам не нужно. А важно тождество «Я=Я», в котором оно проявляется как нечто третье. Поэтому обратимся к о. П. Флоренскому. Но прежде необходимо заметить, что простой повтор, который происходит вместе с числом 2 и образует при акте сравнения тождество (ср. «сущее тем самым есть уже истинно-сущее»), видимо, является первой художественной формой. Итак, Флоренский. Он пишет практически то же, что и Гегель, но акцентирует важные для нас моменты: «Из самого закона тождества течет источник, разрушающий и тождество, но зато это разрушение тождества есть мощь и сила вечного его восстановления и обновления. Тождество мертвое в качестве факта может быть живым в качестве акта. [Я бы сказала, акта сравнения] Закон же тождества тогда окажется не всеобщим законом бытия, так сказать поверхностного, а поверхностью бытия глубинного – не геометрическим образом, а внешним обликом недоступной рассудку глубиной жизни; и в этой жизни он может иметь свой корень, своё оправдание». П.Флоренский Столп и утверждение истины с.47 М.1990. «Каждое Я есть не-Я, т.е. Ты в силу отказа от себя ради другого, и-Я в силу отказа от себя другого Я ради первого вместо отдельных, разрозненных самоупорствующих Я получается двоица – дву-единая существо, имеющее начало своего единства в Боге. Предел любви – да двое едино будет. Но при том, каждое Я, как в зеркале, видит в образе Божьем другого Я свой образ Божий». Там же с.93. Мне кажется, что эту, явленную в тождестве двоицу в качестве символа можно представить ещё и таким образом.
Часть указывает:
Из этих отношений, которые оформляются в виде 2+2 = 2*2 = 22 = 4, возникает чарующая мистика жизни (так свойственная Востоку) - живое «единораздельное целое», в котором пульсирует бытие. Более того, каждый член уже троицы являет и таким образом находит свое бытие через посредство другого в третьем. Поэтому каждый из них по отдельности может стать символом бытия для любого другого через посредство третьего. Таким образом, жизнь может стать символом обряда и обряд – символом закономерности мира и т.д.. И все это до тех пор, пока мы находимся в области бытия. Чтобы чем-то явиться, надо сначала быть. Но быть и стать сущностью можно только будучи удостоверенным в явлении.
© 2009 Marianna Schwartz. All Rights Reserved